Во-первых, потому, что для неграмотных людей церковные росписи (фрески, иконы, витражи) выполняли роль «Библии в картинках». Во-вторых, искусство — это красиво. В-третьих, это возможность выразить свое понимание и отношение к изображаемым событиям. И отношение это подчас весьма существенно разнилось в зависимости от места, времени, конфессии.
Я не стану и пытаться придать изложению системность. Слишком объёмная и сложная тема! Просто сделаю маленькую подборку показавшихся мне интересными работ из разных времен и разных религиозных и художественных традиций.
Вот Распятие, центральный сюжет не только пасхального цикла, но и в целом христианского искусства. Хотя, конечно, главное событие в христианстве — не распятие, а собственно Воскресение. Ведь
…если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. (1 Кор. 15, 14).
Взглянем на православную икону?
Здесь не видно страданий, не видно боли. Мы о них знаем. Мы знаем, что Христос в этот момент умирает, что Ему больно и страшно. Но это ли изображено на иконе?
На первом месте оказывается не смерть Спасителя, а торжество будущего воскресения. Он вроде бы и распят, но и фон золотой (символизирующий божественный свет), и ангелы, по-моему, скорее прославляют Христа. И в общем все это выглядит скорее торжественно.
Да, мы знаем о крестных страданиях, и подспудно все понимаем. Но видим ли мы их?
В отличие, например, от вот такого средневекового католического распятия. С реалистичностью тут ещё не очень, но страдания изображены с подчеркнутым натурализмом.
Акценты расставлены совсем иначе, и совсем о другом должен думать зритель.
Ещё страшнее это выглядит у русского художника Николая Ге. Неспроста эту вещь не допустили к показу: слишком натуралистично, слишком не вяжется с традицией.
Вроде бы увидевший картину Александр III сказал:
— …мы ещё кое-как это поймём, но народ… он никогда этого не оценит, это никогда не будет ему понятно.
А это Распятие я просто не мог обойти вниманием. Это, во-первых, работа Микеланджело. И во-вторых, это деревянная скульптура. Вы много знаете деревянных скульптур Микеланджело?
Христос здесь, разумеется, обнажённый, ведь одежды казнимых доставались стражникам.
Распявшие же Его делили одежды Его, бросая жребий (Мф., 27:35)
А это плащаница, непременный атрибут пасхальных богослужений. Точнее, не конкретно эта плащаница, не совсем привычная. Но автор ее был хорошо знаком и с народной, и с церковной художественными традициями. Хотя и прославился совсем иной живописью.
А это, безусловно, и пасхальный сюжет, и религиозное искусство.
Вернемся немного назад, к событиям, предшествовавшим Распятию?
Перед нами раннехристианская мозаика, изображающая несение креста. Ведь здесь сразу два сюжета: слева — несение Креста, а справа — увенчание терновым венцом.
Но давайте сравним с другими вариантами этого эпизода.
Вот, например, Босх:
Или Гверчино, он же Джованни Франческо Барбьери:
Там, тут и еще на многих картинах Христос изображён страдающим… как, собственно, и положено. Это же Страсти Христовы!
А заметно ли страдание на барельефе с Латеранского саркофага? Христос здесь представлен скорее царственным, принимающим подобающие почести. И воин возлагает венец очень уж почтительно. Словно корону…
По соседству — другой эпизод страстного цикла, Несение Креста. И снова Христос не выглядит ни страдающим, ни униженным. Неудивительно! Ведь, возможно, образцом для этого рельефа послужил Дорифор, изображающий победителя и триумфатора.
Ну и конечно, еще одно изображение на тот же сюжет от великого Микеланджело:
Идем дальше?
Я уже говорил, что подобрал изображения и сюжеты, показавшиеся мне необычными и интересными.
Вот вначале Христос предсказывает, что Петр отречется от Него:
Он сказал: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня.
А на второй мозаике Петр искренне уверяет, что он не с Иисусом и вообще знать Его не знает:
Спустя немного, стоявшие тут опять стали говорить Петру: точно ты из них; ибо ты Галилеянин, и наречие твое сходно. Он же начал клясться и божиться: не знаю Человека Сего, о Котором говорите.
По-моему, язык тела тут исчерпывающе выразителен:
— О, вот этот!
— Не-не, не я, вы что…
А здесь другой апостол, Иуда. Тот самый, чье имя стало нарицательным. Всем известен поцелуй Иуды, но мы часто забываем о его раскаянии…
…и его душевных терзаниях.
Таких терзаниях, что Иуда, раскаявшись, покончил с собой, совершив страшный грех.
Искупает ли этот поступок, порожденный осознанием содеянного, предательство? Да кто это знает… Только вот Христос, заранее обо всем знавший, отчего-то называет Иуду «другом»:
Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли Его.
Ну и в завершение, немножко авангарда…
Вначале — Наталья Гончарова.
И ее же трактовка Распятия, в русском антураже.
Неисторично и неканонично? Наверное. Однако Христос ведь пришел ко всем народам, Он
и сейчас несет свой крест
(А. Матисс)…
И снова Казимир Малевич, куда же без него? Супрематический крест, конечно, не Распятие… Хотя почему же «не», если он явно использует образ Распятия?
Религиозная ли это живопись? Наверное, нет… или может быть?
А вот следующая картина, тоже ранняя, как и «Плащаница» — безусловно, религиозная.
Хотя может быть, что все это и совершенно неканонично, и необычно. Но художник ведь имеет право на особый взгляд?
Вроде бы однажды молодые художники спросили у Николая Ге о будущем Воскресении. И получили ответ:
— Это же и есть Воскресение. Только вы ждете, что воскреснет Христос, но Он умер. Воскрес в последнюю минуту Разбойник. Стал Человеком!