Генералом, впрочем, в 1812 году Давыдов еще не был, он получил это звание позднее:
Вы, чьи широкие шинели Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели И голоса,
Одним ожесточеньем воли Вы брали сердце и скалу, —
Цари на каждом бранном поле И на балу.
Герой войны с Наполеоном, партизан и поэт Денис Давыдов кажется многим своего рода «облагороженной версией» поручика Ржевского, личностью, наделенной всеми доблестями этого персонажа, но лишенной (ну, или почти) его крайностей и пороков.
Все поклонники творчества Дениса Давыдова помнят такие строки:
Я люблю кровавый бой,
Я рожден для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарской,
С вами век мне золотой!
Давыдов, вне всяких сомнений, был весьма незаурядным человеком, талантливым поэтом и храбрым воином. Но его репутация «образцового гусара» — пьяницы, игрока, буяна и бретера — была сильно преувеличена и молвой, и его собственным творчеством.
Бравый гусар не питал особой склонности к игре в карты, столь популярной тогда среди офицерства. По свидетельству сына поэта:
…пагубная страсть к игре деда моего так подействовала на отца моего, что он и брат его Евдоким никогда не играли в карты и только в старости уже выучились в модную тогда игру мушку, в которую играли оба весьма дурно.
Можно вспомнить и такие строки:
Ради Бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Пьянство и связанные с ним кутежи и разгулы поэта тоже были преувеличены молвой. Вот что говорил князь Петр Андреевич Вяземский:
Не лишне заметить, что певец вина и веселых попоек в этом отношении несколько поэтизирован. Радушный и приятный собутыльник, он на деле был довольно скромен и трезв. Он не оправдал собой нашей пословицы: пьян да умен, два угодья в нем. Умен он был, а пьяным не бывал.
Впрочем, существуют и другие свидетельства.
Был ли Давыдов дуэлянтом, как многие его товарищи? Дуэли среди дворян, особенно состоящих на военной службе, а тем более в гусарах, были обычным делом.
Приведем слова главного героя повести
Дуэли в нашем полку случались поминутно: я на всех бывал или свидетелем, или действующим лицом.
Сам Пушкин, будучи даже не военным, а статским человеком, неоднократно дрался на дуэлях и был смертельно ранен на поединке с кавалергардом Дантесом.
Однако Денис Давыдов, гусарский офицер, судя по всему, бретером не был. И знакомясь с биографией поэта, я не нашел в ней ни единого упоминания о том, что он когда-либо участвовал в поединках.
«Царскую службу» Давыдов начинал в кавалергардском полку. Как пишет в своих записках князь Волконский, среди гвардейской молодежи и кавалергардов в особенности были популярны самого разного рода «проказы», иногда не слишком безобидные. (Их, в частности, описывал в своем романе «Война и мир» Л. Н Толстой.)
Автор биографии Давыдова
Случались между офицерами полка и дуэли, даже со смертельным исходом — но наш герой к ним отношения не имел.
Отметим, что поэт дружил и со знаменитым «гусаром гусаров» Бурцовым, и с одним из самых известных бретеров того времени, убившим в разное время на поединках 11 человек, графом Федором Толстым (имевшим прозвище Американец), которому даже посвятил свое послание в стихах:
Толстой молчит! — неужто пьян?
Неужто вновь накуролесил?
Нет, мой любезный грубиян
Туза бы Дризену отвесил.
Но один случай, когда дело едва не дошло до вызова на дуэль, у Давыдова все-таки произошел.
Уже после окончания войны с Наполеоном, оказавшись в 1816 году в Киеве, поэт, дослужившийся к тому времени до чина генерал-майора, влюбился в местную светскую львицу, 17-летнюю дочь генерала Злотницкого.
Следует признать, что реальный Денис Давыдов обладал достаточно заурядной внешностью и мало походил на портрет гусара, изображенного на картине художника Кипренского (на ней — родственник поэта, гусарский полковник Е. В. Давыдов).
Д. В. Давыдов был не хорош собою; но умная, живая физиономия и блестящие выразительные глаза — с первого раза привлекали внимание в его пользу. Голос он имел пискливый, нос необыкновенно мал; росту был среднего, но сложен крепко и на коне, говорят, был как прикован к седлу. Наконец, он был черноволос и с белым клоком на одной стороне лба, — писал литератор М. Дмитриев.
Возможно, именно поэтому в любви Давыдову не слишком-то везло. Поэты в те времена пользовались почти такой же популярностью, как в наши дни певцы и рок-музыканты. Однако светские красавицы, похоже, отдавали предпочтение не таланту, а росту и внешности кавалеров или их знатности и положению при дворе.
Вот как описывает встречу Давыдова и Лизы Злотницкой, произошедшую в доме Раевских (судя по всему, родственников обеих из сторон — узок был круг тогдашних дворян), биограф поэта Г. Серебряков. Лиза представляла собой:
Порывистое, улыбчивое и румяное создание с премилою ямочкой на подбородке. Возбужденная головокружительным танцем, с пылающими щеками, в розовом шелковом платье с переливами, со светло-золотыми волосами, лежащими у точеной шеи крупными завитками и пронизанными под высоким и чистым лбом тоненькою розоватою ниточкой жемчуга, — была она чудо как хороша!
— Вот привел вам, милые дамы, только что прибывшего нашего славного героя, поэта и партизана Дениса Васильевича Давыдова! — …с торжественностью в голосе объявил Орлов. — Любите и жалуйте! В мазурке он столь же лих, как и на поле брани.
Как тут не вспомнить цветаевское:
Цари на каждом бранном поле
И на балу.
Давыдов сразу же влюбился и, чтобы продолжить ухаживания, даже взял отпуск по службе, а вскоре, как и можно было ожидать, сделал Лизе предложение. Судя по всему, Лиза не была влюблена, но бравый генерал-майор (далеко не старый, а по современным представлениям и вовсе молодой — Давыдову тогда было чуть за 30) показался и ее семье, и ей самой хорошей партией, и предложение было принято.
О том, что расчет присутствовал, говорит хотя бы то обстоятельство, что родители невесты поставили перед Давыдовым непременное условие согласия на брак: исхлопотать у государя казённое имение в аренду (форма денежного «вспомоществования»).
Давыдов написал прошение на имя государя с просьбой о предоставлении ему «в связи с предстоящею женитьбою казенной аренды» и подключил к делу в качестве лоббистов своих друзей и родственников, в том числе поэта
Казалось бы, удача благоприятствовала поэту и в любви, и в финансовых делах. Но когда, уладив все проблемы, он вернулся через несколько месяцев в Киев, его ждал пренеприятный сюрприз.
Лиза Злотницкая встретила на одном из домашних вечеров объявившегося в Киеве известного столичного бонвивана, картежника и кутилу князя Петра Голицына, удаленного из гвардии за какие-то скандальные неблаговидные дела, увлеклась холеным и пустым красавцем и окончательно потеряла голову. О своем женихе генерале Давыдове она и слушать более не хотела. От слова, данного ему, Лиза через отца своего отказалась наотрез, и брачный контракт тем самым был расстроен полностью, — пишет биограф.
Давыдов был горяч и обидчив, и, следует признать, повод для обиды был, да еще какой. Мало того, что он потерял красавицу-невесту, так еще и был опозорен перед друзьями, светским обществом и государем, на имя которого пришлось отправлять новое прошении с признанием, что молодая невеста отвергла его в пользу другого и, стало быть, причина «аренды» была неосновательной.
Поначалу Давыдов всерьез подумывал о том, чтобы вызвать соперника на дуэль, но, поразмыслив, передумал. В конце концов, виноват был не столько князь, сколько сама Лиза, которая отдала ему предпочтение, забыв о женихе. И даже если он вызовет Голицына на дуэль и убьет соперника, былой любви (если даже предположить, что она была) этим не вернешь.
Отметим, что материально Давыдов не пострадал: правитель «слабый и лукавый» Александр проявил великодушие и не стал лишать бравого генерала, героя войны с Наполеоном, денежной аренды, раз уж она была ему предоставлена.
Вместо дуэли Давыдов занялся поэзией и написал стихи, в которых излил все свои эмоции:
Неужто думаете вы,
Что я слезами обливаюсь,
Как бешеный кричу: увы!
И от измены изменяюсь?
Я тот же атеист в любви,
Как был и буду, уверяю..
Кончается стихотворение следующими строками:
Чем чахнуть от любви унылой,
Ах, что здоровей может быть,
Как подписать отставку милой
Или отставку получить!
Впрочем, отставка Давыдова продлилась не слишком долго. В России было много генеральских дочерей на выданье, и в 1819 году он женился на дочери покойного генерала
Тема «отставки» (абшида) повторяется и в стихах «Решительный вечер», написанных поэтом в 1818 году. Как будто оно адресовано будущей жене поэта Софье, но возможно, что сочиняя его, он снова вспоминал давшую ему «абшид» Лизу Злотницкую.
Решительный вечер
Сегодня вечером увижусь я с тобою,
Сегодня вечером решится жребий мой,
Сегодня получу желаемое мною —
Иль абшид [отставка] на покой!
А завтра — чёрт возьми! — как зюзя натянуся,
На тройке ухарской стрелою полечу;
Проспавшись до Твери, в Твери опять напьюся,
И пьяный в Петербург на пьянство прискачу!
Но если счастие назначено судьбою
Тому, кто целый век со счастьем незнаком,
Тогда… о, и тогда напьюсь свинья свиньёю
И с радости пропью прогоны с кошельком!
Это замечательные стихи — одни из лучших в творчестве поэта. Но примечательны еще и тем, что спустя сто с небольшим лет они дали повод для рождения самого знаменитого гусара в русской культуре — поручика Ржевского.
Денис Давыдов был, пожалуй, самым активным из всех добрых гениев моей работы. Я знал его почти назубок и попутно даже выдумал пьесу о нем самом… Весь Ржевский вышел из стихотворения «Решительный вечер».
Вот так пишет драматург А. Гладков, автор комедии в стихах «Давным-Давно», ставшей основой для сценария фильма режиссера Эльдара Рязанова «Гусарская баллада», главным действующим лицом которого и стал поручик Ржевский.