Многое уже позабылось и ушло на задний план, а вот, поди же ты, встретил земляка — и много чего всплыло из памяти, включая самые незначительные события и всякие мелочи.
Вспомнили школу, друзей, пионервожатую Веру, рыбалку на озере и печёную картошку на громадных пионерских кострах на лесной поляне…
Даже старый покосившийся забор вспомнился, примыкающий к окну клуба, через которое лазили столько раз, чтобы бесплатно проникнуть на кинофильмы. Родной, можно сказать, забор, где каждый торчащий гвоздь был знаком и памятен так же, как напоминание опытному разведчику о безопасном проходе через вражеское минное поле.
Тем более, лишних денег в те времена, в самом начале 60-х годов, почти не было на руках не только у мальчишек, но и у самих взрослых. За работу в колхозе тогда начисляли так называемые трудодни, по которым в конце года выдавалась оплата в виде сельхозпродукции — обычно зерна пшеницы, и какое-то совсем минимальное количество денег, определяемое правлением колхоза. Это уже ближе к концу 60-х сельские жители увидели хоть небольшие, но всё же живые деньги.
Так что каждую семью тогда обычно выручали огород, корова-кормилица и прочая живность, вроде нарекаемого каждый год Борькой нового поросёнка и кур под предводительством петуха, обычно именуемого Петей.
Безденежье приучало к экономии, вот и лазили в клуб через окно. Благо мальчишек за это никто не гонял, а порванные порой штаны и ссадины в счёт не шли — они же парни, а не плаксивые девчонки! Были, конечно, среди взрослых и особо вредные деятели, которые мазали дёгтем и солидолом забор, но мальчишки таких тоже вычисляли и активно с ними боролись своими методами.
В кино можно было попасть и по билету, получив его в кассе взамен куриного яйца, предусмотрительно вынутого из-под курицы-несушки в курятнике. Для этого у кассира, тёти Фени, всегда был наготове тазик для яиц, которые она потом сдавала в правление колхоза.
По билету даже интереснее было приобщаться к прекрасному, потому что, сидя на полу перед экраном или в первых рядах, можно было, пожевав кусочек билета, скатать из него катышек и выстрелить им пальцами вверх в сноп света, идущий из кинобудки на экран. Получалось очень эффектно и красиво, вроде полёта метеорита на фоне ночного неба. Опять же можно было соревноваться, у кого он выше взлетел.
Про другие развлечения времени их детства, кроме фильмов в клубе, ничего больше и не вспоминалось. Разве что подглядывание за купающимися девчонками в заросшем пруду, да стрельба из рогаток по жирным крысам у свинофермы. Но это обычное дело, обыденное, не такое уж и интересное. А вот кино всё равно было увлекательнее, после него редко у кого возникал вопрос, во что играть на улице. Конечно же в индейцев или в Синдбада-морехода с его битвами со всякими ящерами и циклопами, вылупляющимися из гигантских, вовсе не куриных яиц. Выбор зависел только от репертуара областного кинопроката.
Витька тогда жил вплотную к сельскому магазину. В нём сроду ничего интересного и нового хоть и не бывало, кроме вечного томатного и сливового сока в трёхлитровых банках, зато там можно было сколько угодно, перебирая гвозди и прочую скобянку, нюхать и вдыхать запах керосина, который продавщица тётя Нюра разливала в банки и бутылки покупателям для примусов. Какое-никакое, а всё же развлечение, к тому же тоже бесплатное.
Изредка в сельмаг привозили всякие игрушки. Но кому из настоящих пацанов они были нужны? Девчонкам на день рождения что-нибудь, может, и покупали, а вот мальчишкам не было лучше подарка, чем набор для сборки из всяких деревяшек резиново-моторной модели какого-нибудь корабля или катера. Модель, конечно, собирали, торжественно запуская её на озере. Но главной в этом наборе для моделирования была резина, вернее её дальнейшее использование.
Иногда — круглая как вермишель, но лучше, если она была плоской, как лапша — тогда она замечательно подходила для изготовления отличной рогатки! Даже разговоров не было, что она была круче, чем с резиной от велосипедной покрышки или противогаза! А кто же из родителей будет баловать мальчишек не вполне оправданными и не запланированными подарками, тем более учитывая их поведение?
Поэтому им приходилось прибегать к оплате яйцами, они в деревне были вроде своей валюты. Их даже можно было бы назвать по-современному твёрдой валютой, если бы они иногда не разбивались в кармане в самый неподходящий момент, подозрительно при этом пачкая штаны. Хотя пацаны-то всё понимали, это девчонки обычно ехидно хихикали, намекая несерьёзно на некоторые обстоятельства внешнего вида кого-то из мальчишек.
Единственной проблемой было то, что та же модель со столь нужной резиной стоила в районе 50 копеек, значит, за неё надо было отдать порядка десятка яиц. Такую одномоментную потерю ни одна хозяйка не пережила бы и явно что-то заподозрила бы. Тем более что взрослые и так постоянно жаловались на курочек — мол, они нерегулярно и плохо несутся, правда, обвиняя при этом почём зря, как всегда, петухов. Поэтому было понятно, почему петухи в их селе иногда были такими грустными. Они стараются, а их ругают, поневоле загрустишь тут…
Пацанам с детства приходилось иногда входить в сложные экономические системы взаимозачётов и займов друг с другом. Тому, кому требовалось в данный момент много яиц, обычно скидывались, а он потом отдавал их потихоньку, иногда даже с процентами.
Самому накопить и, главное, сохранить большое количество яиц никому никогда не удавалось. Об этом Веня знал ещё с момента прочтения вместе с братьями — Санькой и Серёгой — рассказа «Тысяча дюжин» Джека Лондона. Им-то, втроём, обычно требовалось всегда сразу минимум три яйца. Они же были неразлучны. Или всем троим — через окно, или с билетами, но опять втроём. Хорошо, что Петя-петушок, преисполненный мужской солидарностью, ни разу их не сдал. Правда, хоть и не поднимал он переполох в курятнике, но смотрел иной раз на мальчишек с грустной укоризной.
По-разному у всех судьба сложилась, во всяком случае ни Веня, ни Витька крупными экономистами не стали. Но сейчас, встретившись и вспоминая своё своеобразное, но счастливое детство, они были довольны, что детям, да теперь уже и внукам, хотя бы не пришлось хлебнуть времён с подобными, совсем уж сомнительными, скоропортящимися валютами.