И не только из-за учебы. С ней-то все более-менее ровно проскакивало. Память у меня тогда неплохая была, что-то на лекции услышал, что-то в учебнике подсмотрел. Ну, а на экзамене… Главное, как наш взводный говорил, в бой ввязаться. А там уже… Как карта ляжет. Или грудь в крестах… Ну, а второго, если до сих пор голова у меня на том самом месте, где ей и по штату положено быть… А иного, нам просто не дано. Чего не знаем, так про то и наговорим с три короба. Язык-то, он… Не только враг наш! Иногда оказывается, что друг, товарищ и брат.
В общем, с учебой на первом курсе у меня все более-менее обстояло. А вот есть постоянно хотелось! Что на первом курсе очного, что заочного.
Ну, на очном-то понятно. Только-только из дома в омут взрослой жизни бултыхнулся, как тот кур. Практических навыков выживания, кроме стипендии, которую в первом семестре всем платят, — никаких. Пока сориентировался — что, как, откуда и почему, пока чуток наблатыкался, пока приработок необременительный нашел… Естественно, пока то, да се — «чижало» было. Зато потом… За одного голодного… Двух сытых дают!
С первым очного — все понятно, а вот на заочном… Почему так же, как и в молодые годы, постоянно есть хотелось? Я ведь уже не холостой был. Человек семейный, во взрослой жизни что-то уже соображающий. Опять же, чтобы на сессию меня отпустили, я справку из деканата на работу… На работу относил! А там до голимого бартера дело ещё не дошло. Что-то, но и всеобщим эквивалентом выдавали. И по карманам не только мелочь бренчала, но и банкноты… Правда, номинала не очень большого, но… Похрустывали!
Так какого тогда, спрашивается? А помните, как в том самом фильме: «Не виноватый я. Он, он — сам».
Вот именно, он — сам. Тот самый мужичок, что перед всей страной левой пяткой себя в грудь бил: не допущу, мол! Не допущу этой, как её… Либерализации?.. Либерализации цен — не допущу! На рельсы перед паровозом рыночной экономики лягу. Лягу, но не допущу.
А как декабрь к финалу подходить стал… Я уже и елочку нарядил, подарки своим мелким замострячил. Это — с маминой работы, это — с папиной. А это — от бабушки. И только я их под елочку… А тут он из телевизора высовывается. И за какой-то там указ разглагольствует. И в самом конце… Поздравляю вас, сограждане. С 1 января следующего года отпускаю цены. В свободное-пресвободное рыночное плавание. Вот тебе, бабушка, и первое января!
А третьего… Это сейчас Рождество значимый у нас в стране праздник. А тогда мы про него если что и слышали, то так… от прабабушек если только. Мол, был когда-то такой. Ещё при царе Горохе. Помню, девкой была, и гадали мы на Святки…
А тогда — встретили Новый год, 2-го чуток пивом опохмелились и 3-го — все дружненько на работу! Но в тот раз — без меня. Все на работу, а я ещё 2-го впрыгнул в московский скорый и с пересадкой в Волховстрое — на Вологду. Извините, мужики… Сессия у меня как раз с 3 января.
А до третьего… Вот Христом-Богом клянусь, как 31-го вечером послала меня супруга в магазин хлеба докупить, чтобы на все выходные хватило, так с прошлого года больше в магазины и не заходил.
А надо, вообще-то, было. Деканатские, похоже, заходили. Поэтому они быстрее всех остальных сориентировались и сразу же, на первой установочной лекции, выдали нам списки гостиниц с «бюджетными» ценами. Типа там гостиницы УВД, ДОСААФа, Курсов повышения квалификации работников культуры Администрации Вологодской области и… Иже с ними.
Но какие бы они бюджетные не были, вышло прилично. А на то, что осталось… До конца сессии как-то прожить надо. И как?! Если буханка хлеба с утра — по одной цене, а к вечеру — в два раза дороже!
Мы с друзьями нос не воротили и список, деканатом выданный, долго не перебирали. Что там у нас первое? Вот так и оказались в гостинице УВД. Номер был на третьем этаже и его окна выходили на улицу.
В доме напротив, в цокольном этаже, была пирожковая. Утром, сразу же после подъема, мы все дружненько садились у окна и смотрели на эту пирожковую. Как только у них была готова первая выпечка, они вешали на окно большой ценник. И мы смотрели.
Ну, смотрели-то все, а видел один Серега. Он срочную на Северном флоте служил, дальномерщиком. Дважды на Кубу ходил, сопровождал гражданские суда, которые туда раз в полгода «специалистов в сельском хозяйстве» доставляли. У Сереги даже значок специальный был — «За дальний поход». Но не в этом дело.
Смотрели-то мы все на этот большой ценник пирожковой, а только Серега видел и всей остальной толпе докладывал: «Так… Вижу. Ватрушка со сметаной»… Кстати, чисто Вологодская выпечка, я такой больше нигде не встречал.
В общем, как Серега докладывал ценник на ватрушки со сметаной, мы тщательно, на три раза, пересчитывали свою мелочь и посылали в пирожковую гонца: «Сегодня три… Нет, две ватрушки!» А сами шли умываться.
Хорошо, что Серега не только дальномерщиком служил, но и родом был из Харовска (райцентр, часа полтора-два на поезде, на север от Вологды), и у его матери было приусадебное хозяйство. Поэтому дней через десять, когда у нас и мелочь закончилась, мы его отправили домой.
Следующим днем он привёз бараньих ребрышек, кочан капусты, килограммов пять картошки и… Холодные завтраки — подушечки с шоколадной начинкой. Мать их собаке, мол, купила и все жаловалась: «Ой, худо энти подушачки собака естит. Ой, худо». Я их и забрал.
И пока Серёга готовил на кухне щи, мы в комнате лениво перелистывали учебник по теории государства и права и… Активно, за обе щеки, уплетали эти подушечки. Глупая собака у Серёгиной матери. Ой, глупая… Уж какие эти подушечки смачные!
* * *
Уже потом, каждую следующую сессию, привозил я с собою большую сумку (мечта оккупанта!) с рыбными консервами. Зарплату-то на комбинате именно ими выдавали. Так ребята их до сих пор вспоминают. Мы, мол, такую печень налима (или судака в желе, или щучью икру) больше никогда не ели.
Да, конечно, хорошие консервы делали на нашем комбинате. Но уверен, эта долгая память о них замешана